Тренер команды Детонит Джуниор: "– В "Спартаке" в те годы была жесткая дедовщина. Досталось вам от русских "стариков"?
– (Возмущенно.) Скажи мне: где сейчас эти люди – Бесчастных, Ананко и Егор Титов, где они сейчас играют? Имя Бесчастных я не забуду никогда в жизни! Спроси про него у Тчуйсе. Нас было пятеро африканцев. Романцев вел тренировку. И вдруг один из нас попал ему мячом в руку. А Бесчастных говорит: "Эта обезьяна ему в руку попала!". Я никогда не забуду этого. Я тогда еще не знал, что значит это слово. Но я попросил Тчуйсе, чтобы он перевел. И он перевел. Когда тренировка закончилась, я подошел к Бесчастных и спросил: "Бесчастных, зачем ты так сказал о моем друге? Я тоже африканец. Значит, я тоже обезьяна?". А Бесчастных мне ответил: "Да, я говорил!". И я на базе все сломал. Я сломал все внизу, где есть маленький ресепшен. Я поднялся наверх, к себе в комнату, – и сломал там всю мебель. Так мне было плохо! А через час Бесчастных постучал в мою комнату: "Открой! Я хочу поговорить". А я ему сказал: "Я с тобой больше никогда не буду говорить. И никогда тебе не открою". Одно поле. Одна майка. Красно-белая. Одна команда. А он так говорит. Это тяжело. Это – "Спартак". И поэтому каждый раз, как только я уезжал в сборную, мне не хотелось возвращаться. Я приеду в Москву, а там: Бесчастных – раз, расизм – два, бананы – три. Лучше сидеть дома, да?"

Тренер команды Детонит Джуниор: "а наши родители повесили в свою комнатку шторки из бамбуковых палочек! Мне так нравились эти шторки, а истинного предназначения я их тогда не знала Как оказалось позже, я любила вставать посреди ночи и с просьбой "Маааам, я хочу в туалет" прокрадываться к родительской кровати. А т.к. колокольчик на шею мне повесить было нельзя, в дверном проеме повесили шторки))"

Тренер команды Югохром: ""– В "Спартаке" в те годы была жесткая дедовщина. Досталось вам от русских "стариков"?
– (Возмущенно.) Скажи мне: где сейчас эти люди – Бесчастных, Ананко и Егор Титов, где они сейчас играют? Имя Бесчастных я не забуду никогда в жизни! Спроси про него у Тчуйсе. Нас было пятеро африканцев. Романцев вел тренировку. И вдруг один из нас попал ему мячом в руку. А Бесчастных говорит: "Эта обезьяна ему в руку попала!". Я никогда не забуду этого. Я тогда еще не знал, что значит это слово. Но я попросил Тчуйсе, чтобы он перевел. И он перевел. Когда тренировка закончилась, я подошел к Бесчастных и спросил: "Бесчастных, зачем ты так сказал о моем друге? Я тоже африканец. Значит, я тоже обезьяна?". А Бесчастных мне ответил: "Да, я говорил!". И я на базе все сломал. Я сломал все внизу, где есть маленький ресепшен. Я поднялся наверх, к себе в комнату, – и сломал там всю мебель. Так мне было плохо! А через час Бесчастных постучал в мою комнату: "Открой! Я хочу поговорить". А я ему сказал: "Я с тобой больше никогда не буду говорить. И никогда тебе не открою". Одно поле. Одна майка. Красно-белая. Одна команда. А он так говорит. Это тяжело. Это – "Спартак". И поэтому каждый раз, как только я уезжал в сборную, мне не хотелось возвращаться. Я приеду в Москву, а там: Бесчастных – раз, расизм – два, бананы – три. Лучше сидеть дома, да?""